Если для работы врача требуется героизм, значит, система работает плохо. Большой разговор с координаторкой Фонда медицинской солидарности

Новости, которыми живет современная беларусская медицина, напоминают прямую трансляцию из объятого пламенем дурдома. Мы наблюдаем в режиме онлайн, как чиновники принимают хаотические и абсолютно безумные решения в попытке хотя бы немного сбить пламя и стабилизировать катастрофическую ситуацию. Получается крайне плохо, нелепо и стыдно. Из последних креативов — идея лишать врачей дипломов, если они не работают по специальности.

За последние месяцы на нашем портале вышло несколько важных петиций. Мы говорили о невыносимом режиме работы врачей и странных попытках распределять студентов-медиков по специализации в соответствии с их полом. Отдельная петиция была посвящена постоянным нарушениям нормативов приема пациентов в поликлиниках и больницах. 

Есть четкое ощущение, что, начиная с 2020 года беларусская медицина пережила несколько крайне важных вех, которые определили ее настоящее и сильно повлияют на будущее. О том, что же произошло, мы попытались разобраться с врачом Лидией Тарасенко.

Кто это?

Лидия Тарасенко — врач эндоскопист/гастроэнтеролог. В 2008 году закончила Беларусский государственный медицинский университет. Работала по распределению в Костюковичской ЦРБ, в 2012–2018 годах — в РНПЦ онкологии, врачом, а после — заведующей отделением. В 2018–2020 годах главный врач частного медицинского центра. С 2020 года в эмиграции, врач, координаторка Фонда медицинской солидарности.

– Что, на твой взгляд, разбудила в беларусских медиках пандемия 2020 года?

– Мне нравится, обсуждая проблемы, оперировать какими-то конкретными, измеренными величинами. Хочу сразу оговориться что сейчас, не имея такой надежной базы, я, скорее, буду высказывать свое сугубо личное мнение.

Признаюсь, беларусы, отреагировавшие на пандемию, меня удивили. Когда я видела, как люди начали консолидироваться, помогать друг другу, волонтерить, была уверена, что они быстро устанут и вновь сделают виноватыми во всем врачей. К счастью, я ошиблась. Не могу даже приблизительно назвать процент «проснувшихся», и подозреваю, что он был не таким большим, как это сейчас многим видится. Но все же это «больше чем ничего» оказалось очень заметным.

Мне кажется, что сработала какая-то глобальная динамика, при которой общество, столкнувшись с очень серьезным вызовом, пугающей неизвестностью, мобилизовалось. Это была неожиданно адекватная реакция. Не сговариваясь, люди решили, что самый лучший способ выжить — помогать друг другу, и это признак зрелого общества.

– Многие врачи, описывая происходившее в Беларуси тогда с медицинской точки зрения, говорили емко и коротко: «ужас». Видела ли его ты и если да, в чем он заключался?

– Признаюсь, если бы я на тот момент работала в практической государственной медицине, то, скорее всего, уволилась бы. И дело не в запредельных нагрузках и реальной опасности для жизни, с которой столкнулись врачи. Проблема в том, что система показала свою полную несостоятельность, но, вместо того, чтобы пытаться править «баги», буквально утонула во лжи.

Я увидела, что высшие чины Минздрава как будто лишились разума и собственного мнения, они пребывали в состоянии испуганного оцепенения и просто ретранслировали весь тот бред про ковид, с которым предлагалось бороться чаркой, клюшкой и трактором. Чиновников абсолютно не волновали жизни людей, они делали все, чтобы выглядеть красиво в глазах высшего руководства страны.

За некомпетентность руководства отрасли медработники расплачивались здоровьем и жизнью.

А еще Минздрав во время пандемии закрыл двери министерства. В буквальном смысле! В какой-то момент и я, и некоторые мои коллеги заметили, что попасть на прием к тому или иному чиновнику от медицины становится практически нереально: на телефонные звонки нам не отвечали, в приемных говорили, что «доступа к телу» в ближайшее время не предвидится.

– А что происходило в это время в больницах?

– Там творился кромешный ад. Но мы не можем сейчас посчитать количество погибших, потому что статистика фальсифицировалась фактически с первых дней, с самых низов до верха. И здесь стоит от восторженных воспоминаний о том, как мы все классно объединились, перейти к другой части реальности, где врачи всех уровней, умирая сами, при этом активно фальсифицировали данные по указанию сверху. Таких примеров было предостаточно. 

В итоге статистики по ковиду в Беларуси, отражающей реальное положение вещей, сейчас не существует, по независимым исследованиям реальная смертность превысила озвученную официально в 14,5—17 раз (то есть, если в день Минздрав сообщал о смерти 2–3 пациентов, на самом деле вполне могло умереть 30–40 человек и больше). 

– Общество в этот момент увидело в медиках настоящих героев?

– Меня очень напрягает, что в Беларуси между словами «врач» и «герой» появляется знак «равно». Герои нужны там, где обычные люди справиться не могут.  История с ковидом, конечно, была экстремальной ситуацией, весь мир за период пандемии сильно перенапрягся. Но когда она пошла на спад, героизация врачей не завершилась, от них по привычке продолжили требовать невозможного. И требуют до сих пор.

Общество не может нормально обеспечить стабильное, без надрыва, функционирование отрасли, и в итоге людей постоянно за медальку отправляют на амбразуры. В результате формируется ситуация, когда при виде проблемы, например, при отсутствии персонала в достаточном количестве, все более нормальным считается, что оставшиеся должны пожертвовать собой, чтобы закрыть дефицит, и все реже обсуждается, что для решения проблемы нужно привлекать людей в профессию и создавать нормальные условия для работы, но это ведь сложно, проще ведь ждать волшебника в голубом вертолете. 

Естественно, что желающих постоянно совершать подвиги нет, и система совершенно точно нормально так функционировать не может.

– Но она функционирует… И многие наши соотечественники, уехавшие за рубеж, вспоминают беларусских медиков добрым словом.

– В некоторых странах Африки, один врач — на 10 тысяч населения, и можно тоже говорить о том, что система там вроде как работает. Уровень «нормальности» может быть очень разным. Например, в Беларуси, по крайней мере, есть чистая питьевая вода, это предотвращает развитие эпидемий холеры и чумы. Тоже плюс, правда?

Я считаю, что современная система здравоохранения в нашей стране явно злокачественна для живых людей, она построена на принципах, где во главе угла стоит не человек и его интересы, а красивый отчет. Сегодня врач в глазах чиновников является не ценным специалистом, а расходным материалом, обеспечивающим их интересы, а не пациентов.

– Но ведь действительно, доступность первичной медицины в Беларуси очень высока!

– О да, об этом я могу много говорить. Наверное, нет в мире страны, где любой человек, по щелчку пальцев, мог бы получить доступ к одному из представителей системы здравоохранения и сорвать на нем злость. Большая часть визитов терапевта на дом, приездов скорых, походов к участковому и диспансеризаций в Беларуси — абсолютно ненужная ерунда, направленная только на одно: уделить пациенту внимание. 

Медицину, заменяют сервисом — услугой, которая не столько делает вас здоровее, сколько приносит моральное удовлетворение. Вопиющим подтверждением моих слов стало, по сути, признание на официальном уровне нетрадиционной медицины: отныне в поликлиниках вас могут проконсультировать гомеопаты…. Не бесплатно , конечно.

Медицина воспринимается крайне субъективно, люди не могут оценить профессионализм врача, или качество работы аппарата УЗИ, пациент этого и не обязан знать. Но зато могут решить, уделил ли доктор им достаточно времени. И на этой «человечности» строится впечатление о беларусской медицине. И здесь стоит определиться: достаточно ли для качественной медицины возможности «поговорить»?

– Получается, что в Беларуси каким-то немыслимым образом уживаются врач-герой и врач-лакей. Как такое стало возможно?

– Для меня ситуация абсолютно аналогична той, что происходила с деревянными истуканами у древних народов. Их изготавливали для молитвы о дожде, а если долгое время продолжалась засуха — сжигали. С ужасом подозреваю, что глубоко в подсознании мы все еще близки к пещерным людям. Если исходить из этой логики, можно увидеть, как такие противоречия удается совместить.

– Еще одной важной вехой в развитии беларусского медицинского сообщества стали выборы 2020 года и последовавшие за ними события. Мы увидели, что многих медиков не устроила роль пассивных наблюдателей. Если до этого поражала поддержка, которую оказывало общества медикам, то теперь удивило то, как медики сплотились межу собой.

– Рискну предположить, что уровень взаимовыручки был приблизительно равный везде, просто медики оказались более заметны.

Сейчас звучит фантастически, но мы еще в августе 2020 года пытались зарегистрировать медицинское НГО в Беларуси. И под этот проект уже тогда открыто было готово подписаться очень много людей. Мы верили, что есть шанс совершить колоссальные перемены.  Среди тех, кто вышел на активный протест, большинство меня не удивило, я предполагала, что они поступят именно так. Но было немало тех, кто перестал занимать пассивную позицию после того, как увидел, что творила власть во время эпидемии. Опыт взаимопомощи, успешные волонтерские проекты показали людям, что их голос, их действия, действительно имеют влияние на происходящее вокруг.

Добавьте к этому то, что врачи и медсестры напрямую сталкивались с последствиями пребывания активистов на Окрестина или в РОВД в первые дни после выборов. Оставаться к этому безучастным человеку, который хоть немного прислушивается к своей совести, очень сложно. Так появлялось возмущение, ярость, желание что-то со всем этим делать.

– Трансформировали ли как-то революционные события систему и людей, которые в ней в то время находились?

– К сожалению, сейчас мы видим, что те, кто хотел и мог что-то делать, или сели, или уехали, или ушли в глубокое подполье. Возможностей как-то реально повлиять на происходящее все меньше. Репрессии нарастают. Медицинские учреждения методично зачищаются — практически в каждом из них уже есть заместитель директора, курирующий «идеологию» и «безопасность». В соотношении лояльности и профессионализма баланс нарушен так сильно, что профессиональные качества врача уже мало кого интересуют.  

Медицина всегда была средой, где преобладала интеллигенция, а эта часть общества, по сути, сейчас является классовым врагом власти. При этом отказаться от врачей, и полностью перейти на лечение подорожником и гомеопатическими пилюлями они пока не могут… Хотя я не исключаю, что и это в перспективе возможно. В Северной Корее по радио людям рассказывают, как доблестные космонавты, прославляя партию, высадились на солнце — и это прокатывает. Поверьте, наша власть еще может нас неприятно удивить.

Я знаю, что в больницах появились стукачи, которые с радостью доносят на коллег по любому поводу и даже без повода. Социальный лифт сейчас работает несколько иначе, и естественный отбор при нынешних реалиях поднимает наверх, нередко, далеко не самых достойных.

Поэтому если говорить о людях — для многих эти годы стали испытанием, которое их пробудило. А если о системе — она движется по направлению к «солнцу», по примеру Северной Кореи.

– Мы видим по косвенным признакам, что страну покинуло очень много людей с медицинскими профессиями. Можно ли сейчас оценить масштабы проблемы?

– Вычленить конкретно медиков из общего количества уехавших очень сложно. Исходя из своего опыта, могу предположить, что счет идет на тысячи. Большинство из этих тысяч или спасали свою жизнь и свободу, или были уверены, что их уровень квалификации позволит за рубежом найти работу по профессии — самые подвижные, энергичные, живые…

– На твой взгляд, есть ли у вас, находящихся за рубежом, хоть какой-то шанс влиять на то, что происходит в Беларуси? Где стоит прилагать усилия и имеет ли это вообще хоть какой-то смысл?

– Для меня есть смысл. Мир все равно никогда не будет таким, каким я хочу его видеть, зато я могу быть такой, какой хочу, верность своим принципам дает почувствовать силу. Я не знаю, когда мы увидим изменения к лучшему в нашей стране. Я не знаю, когда мы сможем вернуться туда, хотя бы в гости, не опасаясь, что нас посадят. 

Мы можем пытаться влиять на том уровне, на каком есть возможность. Помогать одному беларусу, двум, трем... Тому количеству, на которое хватает сил и возможностей. И уже это — немало. Меня устраивает роль Сизифа, который катит свой камень в гору.  Кому-то это кажется наивным, но мне кажется, что намного наивнее планировать начинать что-то делать всерьез лишь после того, как наступят перемены, реализованные чужими руками.